Куда более интересно обсудить диснеевские тенденции, которые укрепила «Колдунья». Первый кирпичик заложило «Холодное сердце» – история про двух принцесс, одна из которых обладала способностями заправской Снежной королевы. Припоминаете финальную сцену? Эльза оплакивает Анну, сестринская любовь растапливает лед – полная идиллия. Нет-нет, речь не о том, что этот эпизод – концептуальный брат-близнец ключевой сцены «Колдуньи». Дело в другом: в обоих творениях «Диснея» барышни спокойно обошлись без мужчин, которые в их юниверсумах бывают двух видов: условно полезные и абсолютно вредные.

 

Впрочем, в «Холодном сердце» этот мотив звучит не так уж явно. Еще сложнее его заметить в «Храброй», сказке о рыжеволосой Мериде, превратившей маму в медведя. Ведь, как-никак, тут мужскому персонажу все же перепало эпичное сражение – правда, с собственной женой в зверином обличье. Но в «Колдунье» упомянутый мотив просто бросается в глаза – и дело, конечно же, в первоисточнике. Речь даже не о старом диснеевской мультике, ведь мы задолго до него знали формулу «Спящая красавица проснется от поцелуя прекрасного принца». Принц на месте, кажется, он славный парень – но от лобзаний его никакого проку. И колдунье Малефисенте вновь приходится справляться самой.

 

 

При этом три картины – явно недостаточно для того, чтобы делать какие-то выводы о такой серьезной тенденции, и уж тем более – поддерживать ее или осуждать. В конце концов, пока что все это неплохо ложится в корзинку какой-нибудь Лары Крофт и прочих девчуковых героинь с мальчуковыми повадками. Но уже можно констатировать – феминистическая акцентуация ныне предназначена для младших классов. Эдакое «равенство полов для самых маленьких». Однако обидно за симпатичных персонажей мужского пола, которые оказываются как-то не у дел. Кристофф зря гнал на выручку Анне своего славного оленя Свена, да и очаровательный ворон Диаваль, как бы мы не хотели, чтобы пасьянс сошелся именно таким образом, не станет целовать принцессу – Малефисента такого не велела. Что ж, может, их время еще придет.