В начале разговора Юрий серьезный и сосредоточенный, руки сложены в замок. Впечатление, будто ждет допроса. Отмечает, что многого он не может рассказать - внутренние договоренности внутри сотни самообороны.
"Меня не интересует политика, - называет первую тему-табу Юрий. - А на Майдан приехал, потому что каждый человек имеет свой долг. Мой - защищать свой народ и целостность Украины. Я бы хоть сейчас ехал в Крым, но друзья сказали, что пока выздоровлю - война закончится. К тому же Киев! Знаете сколько титушек там осталось? Они все остались! А самооборона там сейчас вместо милиции. Поэтому я быстро выздоравливаю и в строй".
Фото: Дмитрий Ларин / pravda.com.ua
На левой руке у Юрия зеленая повязка.
- Для чего вам она? - интересуюсь.
- Это не повязка. Это маска на лицо. С Майдана. Сейчас даже надену.
Майдановец ощутимо оживляется, натягивает маску от шеи до носа: "Титушка", - смеется.
- Больше всего мне запомнилось, что мы ничего не сделали, чтобы предотвратить этот мордобой 18 февраля, - говорит Юрий. - Почему я не делал ничего? Я что, командир? - в голосе слышится раздражение. - Мне больше всего не нравится работать с гражданскими, которые не понимают, за что они берутся. Я сам бегал дважды к афганцам. Мне как рядовому не было достаточно моих тактических взглядов. Я даже дважды собирал вещи и хотел ехать из Киева, ибо видел, что это гиблое дело. Я приехал защищать народ и не хотел чувствовать себя виноватым в том, что не справился, что моя цель не выполнена. А десятник повар, например, или математик. Что он о военном деле может знать? Перед тем как принять какое-то решение, надо прийти на место и оценить ситуацию. Никто этого не делал. Повсюду был хаос и бардак. Я просто ждал, когда нас назовут тунеядцами. Потому что люди же помогали: кто-то приносил одежду, кто-то еду.
- Что вы помните о 18 февраля?
- На Грушевского была проведена военная операция направленная против людей. С огнестрельным оружием и использованием бронетанковой техники. Нормальный ответ?
Ответ нормальный как для военного, подумалось мне.
Фото: AFP
- С чего начались схватки?
- Они нас провоцировали, приближались. Разве они мало людей избили до того, чтобы мы могли терпеть, как они к нам подходят вплотную? Когда на Грушевского открыли ворота, мы затем должны были снова забаррикадироваться, потому что наши требования не были выполнены. И когда мы начали это делать, они прорвались. А допустили это мы, потому что не интенсивно отбивались. Я не знаю, но думаю, можно было использовать технику... Почему они имели право на бронетанковую технику против нас, а мы даже сельхозтехнику не привлекли? Нам просто должны были позволить это сделать командиры.
Сколько раз по мне стреляли? Такая мишень на щите (рисует в воздухе рукой круг) была выбита резиновыми пулями. Я с "беркутами" дрался дубинками, страшно было, но возле меня мужчину били по голове. Мы сдерживали их, чтобы люди могли уйти, не наступали. Но у нас не было достаточно силы. Рядом были обычные люди, которые просто пришли посмотреть: девушки, дети, пенсионеры. Тогда людям попалило внутренние органы ядовитыми газами. В нас бросали шашки, от которых мои черные сапоги становились белыми, будто их облепило снегом. У меня и товарищей из сотни были противогазы, а в тех, кто просто пришел посмотреть, не было совсем ничего: ни палки, ни каски, ни бронежилета. Не знаю, как они бежали, но очень многих затоптали. Им даже дубинками ломали шейные позвонки. Я сам этого не видел, это так говорили врачи на Майдане.
- А с того, что вы лично видели, можете что-то рассказать?
- Нет, не могу. Что я видел? Я ничего не видел. - резко отвечает Юрий. - Я защищал народ и защищался сам.
- Почему не можете?
- А почему Вы на меня так смотрите? Мне стыдно! - неожиданно говорит. - Честно признаюсь, я не привык смотреть людям в глаза. Только из вежливости сейчас стараюсь, но не могу. Что вам сказать? Мы бежали. Сейчас гляну в окно, вижу толпу людей и сразу вспоминаю Грушевского, как люди бежали из Украинского дома. Их били, независимо от того, были ли они на Майдане, или вне его. Люди сейчас и так плачут. Для чего говорить про все это?
- Ваши истории формируют целостную картину Майдана. Если вы не расскажете, то, вероятно, потеряется его важная деталь.
- Ну а что вы хотите услышать?! - почти выкрикивает Юрий. - Как людей затаптывали?! Сорок человек затоптали, а мы только трех оттащили, спасли... Мы могли только такую маленькую частичку отбить у милиционеров. Потому что они делали это все большой группой и имели щиты, а у нас только передний ряд был с щитами, чтобы прикрыть людей, которые отступали. Или вы хотите услышать, что мне было страшно? - на последнем слова голос подползает вверх, Юра грустно и обессилено улыбается.
Фото: AFP
- Я почти заплакал... кричал до старшего мужчины. Даже не помню его лица... Кричал: "Ну давай! Еще хоть метр пройди, хоть два!" Потому что, если бы я за ним вышел, получил бы пулю с фланга. Наконец я вытащил того мужчину. Думаю, он спасся. Мне было страшно, но было бы больше стыда, если бы я позволил себе сбежать и не прикрыть людей.
- Сохранить жизнь и здоровье нашего народа - дальше повторяет будто мантру майдановец. - и Ваше в том числе. Вы же украинка?, - уточняет.
- Я вообще не знаю, как мы их сдержали, - после короткой паузы продолжает Юрий. - Люди подбегали бросать камень или коктейль Молотова, а когда возвращались, им стреляли в спину. Тогда мы с соратником (не знаю ни кто он, ни из которой сотни) стали щит к щиту, сделали маленькую баррикаду, чтобы медики могли подбегать к раненых. Затем выступили вперед, вплоть к водомету, между нашим народом и милицией. Это всего два щиты! Чтобы человек мог подбежать и спрятаться, а потом отойти назад. Жаль, что у меня был такой слабенький щит. Когда бросили гранату, он разорвался. Такой был взрыв, что меня отбросило на два метра. Повредил ногу. Но мне повезло: я тогда был в крепких кирзовых сапогах. Гипс не накладывали. Сейчас хожу на своих ногах.
- Вы считаете, теперь Украина изменится?
- Приложу все усилия, - отвечает твердо, будто перед ним не я, а командир. - Надо будет наводить у себя в городе порядок - наберу сотню, Самооборону создадим. Как можно позволять дальше контролировать города тем язычникам, которые грабят людей, подбрасывают наркотики? За что ребята умирали на Майдане?
В заключение Юрий достает из прямоугольной сумки, которую он носит на шее, молитвослов православного воина. Кроме этой книги, там документы. "Очень хорошая военная привычка. Потому что у ребят все погорело в палатках...", - объясняет.
Фото: repor.to
- Но в церковь я не хожу, - держа в руках молитвенник отмечает майдановец. - Я с Богом разговариваю наедине, не люблю, когда кто-то вмешивается. Знаете, как говорят: когда кто-то молится Богу, нельзя вмешиваться, потому что кто-то из двоих может обидеться. Но был момент на Грушевского, когда я упал на колени и молился...
Надежда Швадчак, выпускница магистерской программы по журналистике Украинского католического университета (Львов)
