Говорит, что невыносимо было сидеть на парах и читать новости о том, как в людей стреляют и бросают гранаты. Поэтому Славко с одногруппником решили вместе ехать на Киев; "на Киев" как на войну, а не "в Киев" как на экскурсию. "Плевать мы хотели на то обучение, когда такое делается! - вспоминает. - Мы взрослые, сознательные люди, хорошо знаем, что такое демократия, ориентируемся в законах. Понимаем, что такое тирания и полицейское государство. Пришло понимание: если сейчас не бороться, то мы никогда не победим зло, что материализировась в тогдашней власти".
18 февраля двое друзей записались в штабе Национального противостояния на Руставели во Львове. По дороге туда позвонили родителям и сказали, что сегодня пойдут в ночной клуб, а завтра целый день будут на парах, так что беспокоить их не следует.
Людей было много. Все ждали автобус. С собой ребята имели только сменную одежду. Славке дали рогатку и шайбы для нее; от пластмассовой каски он отказался, ведь "толку от нее никакого". Вспоминает, как серьезный человек, который перед выездом проводил для них инструктаж, неожиданно поднял трубку и вмиг изменился в лице: "Алло! Да, дорогая. Хлеба? Куплю. Где мы? А мы гуляем возле парка. Скоро будем". Рядом с мужчиной стоял маленький сын.
По дороге в Киев ребята вместе с другими пассажирами ловили каждую весть из столицы. "Майдан отступал, теряя людей. Подгоняли БТРы. Было страшно. Мы боялись приехать на пепелище прямо в руки милиции. Узнали, что БТР прорвал баррикаду, но его сожгли... Новостей было очень много, поэтому приходилось их фильтровать", - рассказывает Слава.
Автобус дважды останавливала милиция. Первый раз выручили представители Автомайдана, которые сопровождали автобус. Второй раз остановка и проверка длилась долго, милиционеры имели огнестрельное оружие, но автобус все-таки пропустили.
19 февраля новоприбывший львовский автобус встретили в Киеве многоголосым "слава Украине!". Первое, что бросалось в глаза - Дом профсоюзов, который пылал, выбрасывая в воздух черный дым. Слава вспоминает, что дым был повсюду: пылали не только шины за баррикадами, а все, что могло гореть, не пуская беркутовцев и бойцов внутренних войск. "Наша колонна растянулась, часть людей побежали в КГГА. Баррикады, что стояли на входе на Майдан, нас пришло меньше, чем приехало в Киев. Мы перемешались с людьми, и я уже не мог узнать среди них тех, с кем приехал вместе", - говорит парень.
Они с другом решили идти туда, откуда раздавались крики и взрывы: к памятнику основателям Киева на углу Институтской. Подобрав еще двух товарищей, дошли до места, где "впервые приняли настоящий бой с режимом". "Там было много людей, - рассказывает Слава. - Все бегали и кричали, кто-то пытался отдавать команды, но сомневаюсь, что другие их выполняли. Я увидел неподалеку от себя коктейль Молотова, что стоял возле кучи битойго брусчатки. Работал водомет - он тушил шины и все, что горело, поэтому по земле текла черная вода. Баррикад как таковых там не было - была просто куча всякого мусора, накиданого перед очагом".
Тогда Славик впервые попробовал, как работает коктейль Молотова. Это оказалось куда труднее, чем он думал. Фитиль был мокрым и не загорался, порой выпадал в полете, а бутылка летела дальше, разбрызгивая смесь. Незнакомец, пробегал мимо, посоветовал ребятам обматывать ткань вокруг бутылки, а потом уже поджигать. После этого дело пошло лучше.
"Возле нас взорвалась граната. Нам повезло - не заложило уши, не задело осколками, мы не ослепли. Просто был какой-то шок. Над недобарикадами люди держали щиты, чтобы хоть как-то перекрыть силовикам видимость того, что творилось на нашей передовой. Вэвэшники бросали в нас камни, гранаты и картошку... Картошку, блин!", - эмоционально повествует парень.
В тот день они с другом помогали везде, где, как им казалось, могли быть полезными. Сначала посменно держали щиты над баррикадами, прикрывая первую линию фронта. "Держали мы их как раз напротив стелы. Мне попался щит, изготовленный специально для Самообороны Майдана, а другу - металлический вевешный, можно сказать, трофейный. Неподалеку от нас стоял старый человек. Он повернулся и заговорил. Я уже не помню его имени, только то, что он - декан факультета какого-либо из киевских вузов. У него из глаз текли слезы", - вспоминает Слава.
Ребята пошли отдохнуть до начала своей смены, но увидели, как люди разливают коктейли Молотова. Славку с друзьями пригласили стать на охрану "бара" - никого не пропускать и не позволять снимать действо на камеру. Потом, когда вернулись к баррикадам, услышали от незнакомца в полном боевом обмундировании:
- Не стойте! Бросайте камни!
- Я не докину, - ответил Славик.
- Все равно бросай, - закричал мужчина еще громче и побежал к баррикаде.
И они бросали. Видели, что куски мостовой не долетают, но бросали. На баррикаде стоял координатор и командовал, в какую сторону запускать камни и коктейли Молотова. Часто попадали в своих, ибо те вылезали на баррикады, чтобы помешать поливать огонь из пожарных шлангов. В воздух поднимались облака дыма, было трудно дышать.
"Там был хаос. Стояла куча людей, которые ничего не делали и мешали тем, кто что-то делал: бросал камни, носил камни, бросал коктейли, носил коктейли... Гранаты рвались часто и густо, а людей было много. Уклоняться от гранат становилось трудно из-за количества идиотов, которые просто пришли повтыкать на бой", - вспоминает парень. Он раздобыл противогаз и натянул его на себя, мысленно поблагодарив руководителя военной подготовки в школе за то, что научил это делать. Вернулся к своему щиту и держал его дальше под струями воды.
"Не знаю, сколько прошло времени, но атака силовиков захлебнулась. Я видел, как одного беркутовца просто привалило камнями, и его забрали другие беркутовцы". Истощившись, Славко с другом пошли к КГГА, оставив щиты на передовой. Нашли тихий уголок в колонном зале и уснули.
За час Слава проснулся от страшной головной боли. Уже вечерело. В медпункте, где ему делали массаж головы, услышал от одной из волонтерок, что в Доме профсоюзов заживо сгорело более сорока человек.
"К ночи мы скучали. Ходили на передовую, - вспоминает Слава. - Там объявили перемирье, но у нас постоянно летели гранаты, работал водомет, а мы отстреливались салютами и бросали камни". В этот день Славик записался в сотню "Галич 19", которая только формировалась; Галичем назывался сотник. Базировались на четвертом этаже КГГА. Бойцы были настроены серьезно, у кое-кого Славик заметил пневматическое оружие.
В этот вечер парень вместе с двумя друзьями и мужчиной из Правого сектора охранял вход в здание, проверяя документы. "Боец Правого сектора рассказал нам, что почти все сотни Самообороны прекратили свое существование - были рассеяны или разбиты. Поэтому шел постоянный набор в новые сотни. Он клял оппозицию, что повела такое малое количество человек до правительственного квартала, зная, что будет бой, а власти стянули в Киев много силовиков. Никто не ожидал таких серьезных столкновений 18 февраля", - рассказывает Слава.
Сдав пост, он искал себе место для отдыха в КГГА, когда увидел мужчину с пневматическим пистолетом в кобуре и двумя системными блоками в руках.
- Не тупите, пацаны, - сказал мужчина. - Берите себе что-то, пока есть возможность.
Тогда Славик понял, что это мародер. Промолчав, парень пошел спать.
20 февраля Слава встретил в сессионном зале КГГА. Их с товарищами подняли по тревоге, как оказалось, ошибочно: это была то ли провокация, или дезинформация. И, спустившись на первый этаж КГГА, парень понял всю серьезность ситуации: "В медицинском крыле на полу повсюду была кровь. В одном углу была просто огромная лужа. При открытых дверях хирургии реанимировали мужа".
Говорили, что майдановцы атакуют, а силовики отступают. Очевидцы говорили, что там стреляют боевыми патронами. Славко с друзьями побежал туда, где стреляли.
Наиболее активно противостояние происходило на Институтской. Оттуда, куда бежали ребята, им навстречу несли раненых и убитых. Майдан, вспоминает юноша, того дня изменился. Все были дезориентированными. Не добежав до Грушевского, куда изначально направлялись, ребята завернули к Октябрьскому дворцу. Там сразу же поняли, чем могут быть полезными: "Схватили по шине и понесли к передовой. Пригнувшись и втянув голову в плечи, несли сначала по одной, а потом брали и по две, забрасывая на плечи. На передовой, на первой баррикаде, стреляли в людей. Но страшно почему-то не было. Возможно, инстинкт самосохранения просто отключился?".
Людей выносили с передовой, не умолкали сирены скорой. Люди постоянно носили шины, чтобы они горели - дым должен был помешать снайперам. Славик слышал автоматные очереди. От Майдана до Октябрьского стоял цепочка людей, что передавали мостовую.
Славка товарищи имели призрачную надежду забрать из Октябрьского свои вещи, оставленные там во время наступления силовиков 18 февраля. То, что они увидели внутри, Слава не забудет никогда: "Тот беспорядок словами описать трудно! Все было перевернуто, разбросано. Мешки с мукой и крупами разорваны и рассыпаны. Также стало понятно, что откуда вэвэшники брали картошку, которую бросали в нас. В комнате, где раньше жили мои друзья, был хаос. Своих вещей там уже никто не мог найти. Кто-то сказал, что на втором этаже лежат тела погибших майдановцев - тяжелораненых, которых не успели вынести. А возле трупов - игральные карты, еда и вода. На моих глазах реанимировали старика с пулевым ранением. Он не выжил".
События развивались очень быстро: вот уже Славик вместе с друзьями помогает другим майдановцам переворачивать легковой автомобиль и два микроавтобуса, чтобы сделать из них укрытие от снайперских пуль. Ребята обожгли руки - машины недавно горели и еще не успели остыть. Тем временем майдановцы, наступая, заняли "Кинопалац" и передавали продукты из буфета на передовую. Славке даже "эскимо" досталось: "Не ел этого мороженого года два. Такая вот маленькая радость среди сплошного ужаса".
Люди на Институтской таскали шины и рекламные щиты до баррикад. "Началась стрельба. Мы сразу же пригнулись. Я видел, как над людьми пролетела пуля-трасер, что ярко светилась. Кто-то заорал: “врача!”. Я побежал вниз по улице, чтобы найти медика, и надо мной тоже пролетела пуля-трасер. Честно говоря, я немного офигел. Тогда с передовой вынесли двух мужчин. Одному пуля попала в запястье, и врач говорил, что ладони у парня больше не будет. Другому прострелили живот". Этот последний день противостояния продолжался, словно в тумане. Ребята помогали то на передовой на Институтской, то возле Октябрьского дворца, но все их действия были машинальними. Наконец, крайне истощенными ушли на отдых в КГГА.
Сейчас Слава во Львове. Вернулся к нормальной студенческой жизни: сдает сессию, готовится к летним каникулам. О событиях тех дней вспоминает неохотно. На Майдане он потерял немало, но и привез откуда что-то важное: уехал юношей, а вернулся мужчиной. А тень пережитого осталась у него в глазах навсегда.
Юлия Сабадишина
