В Снежном и Донецке боевиками руководили русские, - пленный хирург
Все, кого я прооперировал в плену, выжили - хирург Николай Гейник, который пробыл в плену ровно четыре месяца
Уже на третий день после возвращения из плена начальник хирургического отделения Ровенского госпиталя Николай Гейник был на работе. Официальный отпуск - не помеха хирургу выполнять клятву Гиппократа. Подполковник медицинской службы не держит обид на чиновников Минобороны, которые во время его четырехмесячного плена добивались его увольнения с работы как... отсутствующего на работе. В это время боевики требовали за его свободу 120 тысяч долларов. После всего пережитого это кадровое недоразумение выдается врачу пустяковым. Сейчас Николай Гейник с тревогой следит за новостями из Дебальцево - они заставляют вспоминать трагедию Иловайского котла.
- С 26 августа до 26 декабря мы были в плену - ровно четыре месяца. В то же время, я не считаю, что это был плен. У нас война не объявлена, так что это было незаконное задержание наших военных, в том числе и мое.
- При каких обстоятельствах это произошло?
- С 23-го числа нас просто сдали в этот Иловайский котел. Все командиры знают, и Генштаб знает, что работали люди, которые просто затянули все батальоны и бригады туда. То же не только 51-а была, а и 93-я, 28-а, 25-а бригады... С 9 до 22 августа наша бригада, то есть я и водитель, уезжали и забирали раненых. Мы думали, что придется работать только на 51-ю бригаду, а пришлось и на батальоны. Мы были тогда, когда погиб муж Татьяны Чорновол. Нам не удалось его спасти - снайпер ранил и не подпускал.
- Ребят, попавших в плен, часто обвиняют...
- В первую очередь нужно винить командиров, которые оставили их, подняли белые флаги, надели повязки на руки, и просто уехали. Все наше руководство 51-й бригады... его у нас просто не было.
Окружение было полное, со всех сторон. Хотя никто не хотел сдаваться, никто не покидал своих позиций. Мы оставались до последней минуты там. Российские военные задержали нас 26 августа, около 20 часов. Завезли на их базу и в течение трех дней, с завязанными руками и глазами, держали в траншеи в поле. После обеда 28-го нас вывезли в Снежное. Погрузили в два или три Камаза офицеров и солдат. Привезли в Снежное в изолятор временного содержания. Здесь оказалось 227 человек.
- Ваши родные опознали Вас на видео, которое сепаратисты записали в Снежном и выбросили на Youtube. Что это на самом деле было?
- Начальник тюрьмы и его помощники повезли нас по городу на так называемую «экскурсию» - показать, разбитые дома, чтобы «пристыдить». Более двадцати украинских офицеров вечером возили по Снежному, чтобы показать, какие мы плохие. Вроде бы мы разрушили их дома, где погибли гражданские, дети... В Снежное нас везли через российскую территорию - мимо Ростов, где расположен их полигон, а затем вновь через Украину.
Относительно тех кадров в Интернете... сильнее тот, кто с оружием. Мы, задержанные, не могли оказывать сопротивление.
- Они сразу узнали, что Вы хирург?
- Солдат забрали отдельно, офицеров отдельно. На меня обратили внимание потому, что я двое суток шел босой. Когда мы с водителем-санитаром переходили болото, пытаясь выйти из окружения - я потерял там туфли, и пришлось идти только в носках. Обвязывал бинтом, пытался сделать некую «смягченную» обувь. Позже, когда с каждым начали разговаривать их следователи (или наблюдатели), они каждого спрашивали: чем занимался, какая военная должность. Я представился как военный хирург. «Ну с тобой, - сказали, - будет отдельный разговор».
После той «экскурсии» вызвал меня начальник тюрьмы. Его позывной - «017». Здоровый, высокий мужчина, сам он русский. Говорит: «Полковник, у тебя очень много работы. У нас тут больше тридцати раненых (украинских военных - авт.), так что с завтрашнего дня ты должен их лечить». Я говорю, нет ничего - ни инструментов, ни перевязочного материала. «Напишите список», - говорит. Нашли на следующий день пару инструментов - одноразовые скальпели где из своего госпиталя привезли - и немного шовного материала.
Когда я осмотрел те раны, у меня ужас был! У всех - гнойная патология. Из 227 пленных в Снежном 32 или 33 были ранены. Раны запущены, гнойные, пришлось распускать швы по первой помощи, потому что там зашивали все - землю, траву... Нужно было проводить хирургическую обработку. Так я работал полтора месяца. Правда, позже я добился, чтобы дали какие-то лекарства, растворы.
Через две недели у нас уже было чем оперировать - волонтеры им привозили, они брали из своего госпиталя. Иногда я добивался, чтобы раненых перевели в нормальную больницу. У нас был один тяжелый больной с проникающим ранением грудной клетки, которого бросили, три дня он провел на бетоне. Когда нас выводили на прогулку, я обратил внимание - парень лежит с утра до вечера. Спросил, почему. Он, говорят, ранен. Подняли его - действительно, сзади наперед - сплошное ранения грудной клетки. Оказали помощь, попросили, чтобы вызвали «скорую» и оказали стационарное лечение. Его таки забрали в хирургическое отделение обычной больницы, прооперировали, но через два или три дня выписали.
- Были люди, которые Вам сочувствовали?
- Да. Позже даже охранники, которые нас охраняли... Сначала, первые две-три недели, на работы некоторых забирали, почасово туалет, вода, горстка еды... Позже отношение стало другим.
- К медперсоналу?
- Нет, ко всем нашим военным. Конечно, приходили те «шестерки» - конвой: «Снимайте одежду, мне понравилась ваша форма». Но где-то месяц спустя отношение изменилось - в туалет водили по необходимости. Увидели, что мы истощены, начали давать воду не почасово, а по просьбе. Впоследствии появился чай, и стало лучше с едой. Думаю, благодаря волонтерам, которые находили возможность передать пленным продукты.
- Вы оперировали не только наших военных?
- У боевиков раненых сначала не было. В свой первый операционный день с десяти до половины первого я прооперировал всех 33 раненых. Потом ежедневные перевязки. Составил график. Охрана отпускала меня и тех людей, которые мне помогали - начмеда Артема из Херсона, моего водителя-санитара Николая Боярчука. Мы оборудовали стол и уже раненых по списку вызывали. Тут вопросов не было - когда я сказал, тогда тех раненых и приводили.
- Куда отправляли прооперированных?
- Сначала они находились на улице, под открытым небом, на бетоне. Где матрасы, где фуфайки, где сбитые щиты. Впоследствии прооперированные раненые добились, чтобы их перевели в закрытое помещение, как в камеру. Там находились по 5-8 и больше людей, но было теплее, и было на чем спать. А уже после полутора-двух месяцев они своих привозили раненых - я должен был им помогать.
- Наши были сложные?
- Да, потому что были запущены. Боевики просто останавливали кровотечение, и на этом их помощь заканчивалась. В течение недели рана переходила в гнойную. Гнойная патология у каждого нашего раненого была, но, слава Богу, ребята, которых я оперировал, поехали домой. Троим потребовались повторные операции: парню из Волынской бригады, у которого был открытый перелом локтя, но у меня рентгена не было, то я и не лез туда, просто очистил рану. Из батальона «Кривбасс» парнишка был с обширным ожогом 3-й степени. Я все сделал, после освобождения он мне звонил, говорил, что уже сделали ему пересадку кожи. У 40-летнего Руслана из Херсона тоже было сложное ранение сустава. Но все ребята, которые были в Снежном, поехали домой живыми.
- А Вы остались?
- Мне обещали, что поеду с последним раненым. Но когда 28 или 30 октября большинство наших пленных обменяли, 48 людей все же отправили в Донецк, в подвал бывшего СБУ. Там я встретил коллегу, ровенчанина Андрея Юрчука, начмеда батальона «Горынь». Он тоже попал в плен. Там мне также пришлось оперировать в медпункте - и наших, и ихних.
- Вы сказали, что руководил пленными гражданин России?
- «017-й», я не знаю его фамилии, у них всех были позывные. Россиянин.
- Много их было там?
- В Донецке - сотня или больше. А на передовой сначала они говорили: «это не российская армия, у нас россиян нет».
- Что можете сказать о населении Донецка?
- Миллион двести было в Донецке, а осталось где-то 50 тысяч. Те, кто остался, говорили, что их детей обстреливают украинские военные... Кто хотел, кто был за Украину - все уехали.
- Ваша семья когда узнала о Вашем плену?
- Где-то через месяц. Потому что у меня не было связи - все вещи, документы, всю связь забрали российские военные. Три недели, месяц родные точно не знали - думали, пропал без вести. Но мы уже работали в Снежном.
- О том, что Вас пытались уволить с работы, Вы не знали?
- Нет. Когда наладили связь, звонят жена и сын: «было телевидение, из Генштаба какой-то проверяющий», тогда все выяснилось. И зарплату заплатили.
- И много подобных ошибок в отношении наших заложников?
- Ребята, которые приезжают с востока, даже не знают, какие документы им надо иметь. Надо объяснять, какие у них права. Мне же сейчас делают удостоверение. Хотя у меня есть удостоверение участника войны в Афганистане... Но это совсем другое. Это защита своей страны.
Источник: Радио Свобода
