Микола Песоцький: "Як нас убивали"

"22 сентября 1938 года власть, двадцатью годами ранее объявившая себя народной, физически уничтожила моего деда, Петра Николаевича Песоцкого, 1898 года рождения. Он был расстрелян по постановлению "тройки" УНКВД по Ворошиловградской области. За что? А только за то, что Петр Николаевич Песоцкий трудился на своей земле, стараясь обеспечить будущее своим детям и внукам. У него самого будущее отобрали убийцы, которых никто не собирался наказывать. Более того, за свои преступления они получали государственные награды и денежные поощрения.

***

Без вины виноватые

Всю жизнь я думаю: почему мои не такие уж и далекие предки при советской власти вдруг превратились во "врагов народа"? Ведь раньше никто из них не предавал Отечества, все они были людьми уважаемыми, не запятнанными преступлениями, трудолюбивыми. И разве когда-нибудь народ предъявлял им претензии, обвинял во лжи, воровстве или, тем более, в убийствах? И что же это за власть такая, которая карала невиновных и всячески поощряла палачей?

Своей родни я никогда не стыдился, а всегда гордился тем, что мои деды и прадеды, где бы они ни жили, везде оставили заметный след и добрые о себе воспоминания. В том числе и на Луганщине.

Я родился в поселке Ящиково нынешнего Перевальского района Луганской области. Первое письменное упоминание о нем в исторических хрониках относится к 1724 году. И с самого официального основания поселения его жителями становятся Песоцкие. А начинали осваивать эту территорию в 16-17 веках, по известному мне преданию, украинцы, спасавшиеся при поляках от ига шляхты. И есть некоторые сведения, что мои предки – выходцы из села Песоцкое Черниговской области.

Из рассказов отца знаю, что в Ящиково мой прапрадед Павел выпасал овец. Стадо было большое, это занятие требовало тяжелого круглогодичного труда. Павел, говорят, был долгожителем. Прадед Николай хозяйство увеличил и расширил до четырнадцати гектаров пахотной земли, на которой Песоцкие выращивали хлеб. Имел он и магазин, свой большой сад. Остатки этого брошенного, а потом дикорастущего сада сохранились по сегодняшний день.

Вообще, Ящиково слыло местом очень богатым. Хорошие, крепкие хозяева, которых было большинство, не только свои семьи сполна обеспечивали, но и вели дела далеко за пределами села. В начале 60-х годов моя бабушка, мать моего отца, рассказывала, что не существовало никаких препятствий в ведении хозяйства, в строительстве. У них самих в семье был конный экипаж, так называемая линейка. Все желающие могли учиться. Выучившись, получали хорошие перспективы. В соседней Селезневке, например, где тетка моей матери жила, обычный инженер за свою зарплату выстроил усадьбу. Сегодня она основательно разрушена. Там же в 1956-м, в год моего рождения, меня крестили в местной церкви, которую где-то в конце 50-х превратили в клуб. Сейчас там снова действующий храм. Хорошо знаком мне и поселок шахты №9. Хотя административно относился он к Ящиково, в школу "на шахту" приходилось мне далеко ходить: пешком – пять километров в одну сторону.

У прадеда, который и сам, вместе со всей семьей, крестьянствовал, трудились постоянно или сезонно несколько нанятых работников. Никто из них на судьбу не жаловался. Родственники рассказывали мне, что так называемый батрак за свою работу получал бричку пшеницы, продукты. А за выданные ему деньги мог купить себе на рынке или в магазине костюм, другую приличную одежду, необходимые вещи. Большие покупки делали осенью, после продажи урожая.

Так называемый батрак за свою работу получал бричку пшеницы, продукты. А за выданные ему деньги мог купить себе на рынке или в магазине костюм, другую приличную одежду, необходимые вещи. 

У деда нанятых работников не было. Кроме крестьянского хозяйства занимался он и иным промыслом. Например, возил на продажу бричками, в бочках, на территорию нынешних Донецкой, Луганской, Ростовской областей форель с Кавказа.

Вторая часть нашего рода – из хутора Жеребячьего, находившегося неподалеку от теперешнего города Петровское Луганской области. Там родилась жена деда, Прасковья.

В роду Пархоменко, основавшего этот хутор, не было людей, обученных грамоте. Но это не помешало им успешно работать. В 1906-м они взяли "столыпинский" беспроцентный кредит на 30 лет. Благодаря этому и, конечно, упорному ежедневному труду, стали обеспеченными: купили лошадей, сельхозтехнику, коров. А главное, землю. Примерно все, что занимает сегодня Петровское,– их прежние владения. На хуторе было домов 15-20. Но стояли они не скученно, а вольно, широко, разбросанно. Всем хватало и места, и работы, и средств к существованию. Оттуда двое братьев моей бабушки, которые к 1916 году стали офицерами, в том же году пошли на фронт.

На бывший хутор этот в детстве я часто ездил.

Семью прадеда, Николая Павловича, и деда моего, Петра Николаевича, раскулачили в 1930-м. Проще говоря, отобрали все, что имели мои предки. А вместе с этим лишили всех близких родственников и права голоса.

Я часто сам себе задаю вопросы: кому мешало наше прошлое? Моему прапрадеду, прадеду, деду? Моим родным? Кто так сильно страдал от того, что и в Ящиково, и во многих-многих иных селах люди имели возможность жить достойно, не бедствуя? Почему они стали врагами лишь потому, что были обычными честными земледельцами? И, главное, для кого они стали врагами? Ну, не для моих же работящих односельчан. И не для пролетариев Киева или Запорожья. И не для тех, кому они давали работу и заработок. Они стали врагами для тех, кто никогда ничем не занимался и ничего не умел делать, кроме как распространять большевистские лживые агитки и стрелять из револьвера все по тем же "врагам". Эти "сознательные" ленинцы не были православными, ценившими христианскую мораль. Они вообще были чужими в среде нормальных людей.

Они стали врагами для тех, кто никогда ничем не занимался и ничего не умел делать, кроме как распространять большевистские лживые агитки и стрелять из револьвера все по тем же "врагам"

Сегодня я убежден: те, кто вершил судьбы моих соотечественников, миллионов крестьян, моих родных, подсознательно или явно ощущали свою убогость, скудоумие, духовную ущербность. Они не могли утвердиться ни трудом, ни образованностью, ни моралью. У них просто не было хороших человеческих качеств. Они могли возвыситься над остальными лишь насилием, а содержать самих себя лишь разбоем. А чем иным, если не разбоем, была та же коллективизация, означавшая изъятие всего: земли, скота, реманента, денег, последней одежды? Означавшая даже лишение права голоса!

Обокрали, отобрали все, ободрали до нитки. И при этом провозгласили это актом "социальной справедливости".

Я не застал того времени. Но я его помню. Возможно, помню памятью деда, отца, мамы, моих бабушек.

Меня назвали в честь прадеда – Николая Песоцкого. И он, и мои родители считали, что корней своих забывать нельзя, что историю свою, в том числе и в именах, надо передавать из поколения в поколение. Каких-то особенных семейных документов, фотографий, к большому сожалению, не осталось. Все сгинуло в тот период, когда с людьми никто не считался: аресты, расстрелы, обыски, изъятия были делом распространенным. В это адское человеческое месиво попала и наша семья.

Кулак, шахтер... Контрреволюционер?!

Честно говоря, я бы вовсе не удивился, если бы после всего случившегося мой дед, Петр Николаевич Песоцкий, стал сознательным контрреволюционером, мечтавшим уничтожить советскую власть. Но он не был сторонником насилия, разрушения, убийств. Он просто хотел жить и обеспечивать жизнь своей семьи.

С 1930 года Петр Песоцкий – шахтер. Когда пришел трагический 38-й, работал крепильщиком шахты №100 треста "Кировуголь" и жил в поселке Голубовка. В анкетах указывалось, что он – украинец, раскулачен и лишен права голоса, в контрреволюционных восстаниях участия не принимал, в белых армиях не служил. Но для "родной" большевистской власти он оставался все той же "контрой", а не гражданином своей страны, не рядовым рабочим угольной шахты. Для "советов", которые приклеили ему ярлык "кулака", он был врагом уже по происхождению.

На него, как в то время и на миллионы других людей, завели "дело о контрреволюции". Суд заменили заседанием внесудебного органа – "тройки". И деда моего казнили.

Кто мог вот так относиться к своим же согражданам? Думаю, только иностранный завоеватель. А кроме того – большевики, которые проявляли еще большую жестокость, потому что убивали в мирное время, на своей же территории.

Еще в 1989 году мне удалось неофициально ознакомиться с документами того "дела". Тогда же я узнал и дату казни деда – 22 сентября 1938 года. Расстреляли его за то, что он, якобы, вместе с другими единомышленниками организовывал контрреволюционное кадиевское подполье. Назвали это "подполье" громко – "центром". Попал, мол, Петр Песоцкий под влияние некого Фильчука – тоже простого рабочего, но, как раскопали энкавэдэшники, служившего ранее у белых, да еще в чине капитана, да еще и в контрразведке деникинской армии. И дед мой, по версии следствия (если можно это назвать следствием), был у Фильчука заместителем "по контрреволюции".

В постановлении о привлечении к ответственности говорилось, в частности, что Песоцкий Петр Николаевич являлся участником "диверсионно-вредительской организации, существующей на шахте №100 треста "Кировуголь", на которой по заданию организации проводил подрывную работу, направленную на срыв выполнения производственной программы".

Это было настолько откровенным бредом, что даже в то непередаваемо страшное, в то кровавое время не нашлось людей, которые бы в своих показаниях поддержали сторону обвинения. Да и само "дело", включающее "преступления" целого "разветвленного центра", поместилось в папку толщиной... 2 миллиметра! Не в этом ли дополнительное красноречивое свидетельство циничной лжи комиссаров? И еще, пожалуй, одна уж очень показательная деталь: есть в уголовном деле подпись моего деда, выполненная почерком, удивительно напоминающим почерк следователя. Не сила Закона, а "пролетарская ненависть" водила рукой оперка, сфальсифицировавшего это "дело" по приказу палачей-начальников.

Конечно, никто не обращал внимания на отсутствие доказательств. Они не нужны были "следствию" и "суду". Нужен был показательный, длящийся годами процесс "классовой борьбы с врагами". И моего деда в процессе этой борьбы убили, не простив того, что он был просто человеком, а не подонком из числа люмпенов-революционеров. Не смогли "защитники" народа смириться с тем, что все мои родственники по дедовой и бабушкиной линии не были "красными".

Что теперь можно сказать об убийцах моего деда? С кем их сравнивать? Наверное, с кем угодно: с монголо-татарами, гуннами, французами образца 1812 года, немецкими фашистами. Но назвать их людьми нельзя ни в коем случае.

Чем кровавее убийца, тем солидней ордена

Рассказывая о жизни своих близких, я говорю, фактически, не только о моей семье. Для меня страница истории, включающая революцию и борьбу с крестьянской "буржуазией", наполнена особым смыслом. Потому что я понимаю: большевистские комиссары целенаправленно уничтожали моих сограждан миллионами.

Чем кровавее убийца, тем солидней ордена

Что касается моего деда, то я, конечно, всегда старался узнать любые подробности о его судьбе. Обращался, в том числе, и в Государственный архив Луганской области. 8 декабря 2011 года мне предоставили копии материалов того давнего уголовного дела. Но почему-то на некоторых страницах отсутствовали или окончания документов, или вступительные их части. Они не были откопированы. Следовательно, совершенно не представлялось возможным выяснить, кто же фабриковал дело в отношении моего деда, кто привлекал его к неправедному суду красной инквизиции и кто давал приказ о его казни. Почему я не мог этого узнать?! Почему я не мог увидеть виз и подписей конкретных последователей Дзержинского?! Ситуацию прояснило письмо от 26 декабря 2011 года за номером У-3682:

"Государственный архив Луганской области сообщает, что предоставить полные копии документов невозможно согласно пункту 9.1.3. Основных правил работы государственных архивов Украины (одобрено коллегией Госкомархива Украины 03.02.2004, протокол №2):

"… архив ограничивает доступ к документам с конфиденциальной информацией о лице, а также к документам, которые могут создать угрозу для его жизни или неприкосновенности жилища, на 75 лет со времени их создания".

Вот так просто все и выяснилось: государство до сих пор не называет имен палачей, убивавших миллионы людей по ложным обвинениям, и защищает преступников, а не их жертв.

Государство до сих пор не называет имен палачей, убивавших миллионы людей по ложным обвинениям, и защищает преступников, а не их жертв.

Обращаясь в Луганский архив совсем недавно, уже в 2012 году, я специально отметил: "Настоятельно прошу не уничтожать материалы уголовного дела в отношении Песоцкого Петра Николаевича, 1898 г.р. (Р-3747, оп. 2, д. 8938-р), поскольку в сентябре 2013 года я намерен с ними ознакомиться в полном объеме и получить полные копии всех документов, касающихся названного дела. К сведению сообщаю, что указанные материалы я намерен использовать исключительно как документы личного архива. Никакие претензии или требования политического, имущественного или иного характера персонально к конкретным лицам, причастным к незаконному осуждению моего деда, как и к их потомкам, мною выдвигаться не будут".

Почему я написал именно так? Прежде всего, потому, что небезосновательно опасаюсь: документы после 75 лет "отлёживания", то есть, в сентябре 2013-го, уничтожат. А что касается возможной моей мести... Знаете, это до боли напоминает мне обвинение Петра Песоцкого в организации диверсионно-вредительских актов. Я неоднократно говорил (и в газетных интервью это заявлял), что никому мстить не собираюсь. А если бы хотел это сделать, то давно нашел бы тот или иной способ. Тем более что обладал я для этого немалыми возможностями. Мне же известно, скажем, кто расправлялся с моими прадедом и дедом. Я с внуками этих "народных защитников" в школе учился. Я знал, например, что Кузьма Долгих, дед вот этого пацана-односельчанина, участвовал в раскулачивании моих родных, а потом щеголял в костюме Петра Николаевича Песоцкого. Знал, что родственницы того Кузьмы ходили, вырядившись в конфискованную у нас одежду. И что же, я этих людей убил, отобрал у них имущество, написал на них донос? Нет. Просто я придерживаюсь того принципа, что моральная ответственность всегда падает на наследников. И преступление палачей не только в том, что они грабили и убивали "чужих", но и в том, что они, совершая злодеяния, не думали о судьбе своих детей, внуков и правнуков, обрекая их на вечные проклятия и неудачи.

Я изучал исторические документы и много читал о тех, кто совершал преступления на территории моей Родины. Они если и не расстреляны своими же подельниками, то прокляты окружающими. Некоторые потеряли не только доверие соотечественников, но и страну, где они жили, потому что выехали за рубеж. Многие завершили жизнь не в родных семьях, а в домах престарелых или в психиатрических лечебницах. Пострадали, так или иначе, их дети, внуки, правнуки.

Из этой среды и один из палачей моего деда и других его односельчан, некий Мурашов. В 1929 году он появился в Ящиково как 25-тысячник. Рьяно взялся за раскулачивание и создание колхоза. С "контрреволюцией" боролся, выселяя людей в Сибирь. Во время Великой Отечественной (видимо, как "выдающийся" партиец) получил должность заместителя командира дивизии по тылу. Из Германии вывез для себя огромное количество добра. Не пропал и после войны: был директором школы, учителем истории (и это, говорят, с четырехклассным образованием!). С почетом ушел на пенсию, охотно рассказывал о своих "подвигах". Я его хорошо знал. Видели все и его детей: физически ущербных, дегенеративных. Теперь рода Мурашова нет, он прекратил существование. Может, у кого-то есть этому факту свои объяснения, но я думаю, что основная тому причина – грехи предков.

Петра Николаевича Песоцкого позже дважды реабилитировали. Но разве тем самым вернули нам полного сил человека, казненного в сорокалетнем возрасте? Не воскресили и миллионы других крестьян, чья вина заключалась лишь в том, что они любили свою землю, хотели и умели работать. К сожалению, их это не спасало ни от преследований, ни от мучительной смерти.

Моего деда, селянина-украинца, как и многих других "кулаков", "контрреволюционеров" и прочих "врагов народа", расстреляли по приговору "тройки". Известно, что в свое время в состав этого "органа правосудия" входил и заслуженный "товарищ" Гаевой – один из руководителей тогдашнего обкома КПУ. Антона Гаевого наградили орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды (некоторыми из них – неоднократно). В том числе и за то, что он убивал таких же невиновных людей, как мой дед. Черное имя Гаевого до сих пор носит один из больших жилых кварталов Луганска. И до сих пор находятся люди при солидных должностях, которые проявляют трогательную заботу об убийцах, опасаясь: а вдруг возникнет угроза "их жизни" или "неприкосновенности жилища"? И до сих пор те же чиновники и подчиненные им "правоохранители" следят за тем, чтобы не разрушали памятников, установленных комиссарам и их вождям, чтобы не "оскверняли" мемориальные доски на улицах, названных в честь кровавых палачей.

До сих пор те же чиновники и подчиненные им "правоохранители" следят за тем, чтобы не разрушали памятников, установленных комиссарам и их вождям, чтобы не "оскверняли" мемориальные доски на улицах, названных в честь кровавых палачей.

Сталин умер. Но не ушел

Сегодня говорят, что сталинская эпоха уже в прошлом. Могу ли я с этим полностью согласиться? Наверное, нет.

Конечно, "черный ворон" по ночам больше не увозит тысячами людей, исчезающих бесследно. Да, на наших улицах не проходят шумные митинги под лозунгом "Смерть врагам народа!". Все это так. Но после начала пятидесятых годов прошлого века, на мой взгляд, мы так и не пришли к обществу, где бы соблюдались права человека.

Мой отец, Федор Песоцкий, работал горнорабочим очистного забоя на шахте №9-бис, там же трудилась на выборке породы мама – Евгения Песоцкая. Я никогда не считал, что их труд был ненужным или унизительным. Но разве они не заслуживали иной судьбы? Разве они, молодые еще люди, не могли бы окончить институт, не могли бы заниматься своим родным крестьянским делом, не могли бы, в конце концов, жить не впроголодь, а богато? Могли бы, если бы не человеконенавистническая политика, которую подавали нам как "гуманную" и "справедливую".

Почему государство, жившее за счет труда своих граждан, так жестоко с ними расправлялось? Наверное, потому, что оно никогда, по сути, не было народным или нашим.

Моих родственников окружающие считали обиженными советской властью. Но, заметьте, никто из моего рода

во время Второй мировой на сторону фашистов не перешел. Ни один человек! Все служили только своей Родине. Потому что понимали: Отечество и "вожди" – это не одно и то же. И никому из моих близких не пришло в голову, что ценой предательства можно компенсировать принесенные государством страдания или возместить причиненные убытки. Но, не смотря на это, били мою семью. Как били и уничтожали многих моих соотечественников. Богатый хутор Жеребячий, в конце концов, стерли с лица земли. Кое-кому десятилетиями не давал покоя этот "очаг контрреволюции". А контрреволюция заключалась лишь в том, что в тех местах когда-то богато и вольно жили люди, не мечтая о колхозах и не поддерживая идею обобществления прочных индивидуальных хозяйств.

А что происходило в Ящиково? В населенном пункте площадью 10 на 10 километров когда-то насчитывалось 10 тысяч населения. Сейчас – в пять раз меньше. Даже сад, о котором я говорил, не просто забросили, а рубили и жгли его немилосердно и намеренно. Со злостью. Но в оправдание объясняли, что делают это для "блага народного". Мол, далеко он расположен, трудно туда колхозникам добираться.

Что происходит сейчас в наших городах, во множестве сел и поселков страны? Там – такая же, как и в Ящиково, разруха. Те же люди, для которых заработок в три тысячи гривен – несбыточная мечта. Там – вымирающее население. И те же чиновники, у которых за Отечество душа не болит. Вот потому я и считаю, что Сталин умер, но не ушел. Ведь осталось главное – практика, означающая жестокость по отношению к людям, равнодушие к их судьбам. Остались переполненные "туберкулезные" тюрьмы, остались "бериевские" следователи, которым и без всякого следствия наперед известно, кого надо объявить врагом. Остались судьи, действующие не по Закону, а по "высочайшему повелению". Остались привилегии для одних, и нищета – для других.

Я думаю, что антигуманный, античеловечный режим жив до тех пор, пока действует хоть один из методов антигуманного, античеловечного режима. Этот режим жив, пока жива несправедливость, пока командует вор, продолжая грабить труженика, пока катастрофически, на сотни тысяч ежегодно, уменьшается количество жителей городов и сел и стремительно расширяется площадь кладбищ. А мы ведь нация вымирающая: осталось нас не более 38 миллионов!

Этот режим жив, пока жива несправедливость, пока командует вор, продолжая грабить труженика, пока катастрофически, на сотни тысяч ежегодно, уменьшается количество жителей городов и сел и стремительно расширяется площадь кладбищ. 

У меня есть замысел: организовать в Украине сбор материалов для народной книги под названием "Как нас убивали". В каждой области, в каждом районе надо найти документальные данные, зафиксировать рассказы очевидцев, записать воспоминания, которые свидетельствуют о страданиях людей не только в период ленинско-сталинской, но и нашей с вами, современной эпохи. Я обязательно предоставлю для этой книги страницу о нашей семье. И не только для того, чтобы мы все окончательно не потеряли память, но и для того, чтобы учились сопротивляться злу.

Если этому не научимся, оно нас уничтожит.