Повенчанные войной
– В течение сорока лет изо дня в день я спускался в шахту и думал – поднимусь назад живым или нет. Тогда у меня не было страха. Теперь соседи дверьми стукнут, а я, мужик, вздрагиваю, – коренастый мужчина лет шестидесяти с густыми усами глотает воздух и бьет себя кулаком в грудь. – Что ж о жене с ее больным сердцем говорить? – он кивает головой на женщину по правую руку от себя. В вишневом, завязанном на подбородке платке, она похожа на Казанскую Божью Матерь. Постаревшую и без умиротворенности во взгляде.
– Мы ни на какие референдумы не ходили, – вступает в разговор супруга. – Мы просто жили с мужем тихонько, как муравьи. Когда впервые приехали в Днепропетровск в ноябре – ни разу за помощью не обратились. Не потому что гордые, просто ведь есть люди, которым нужнее.
С Марией Васильевной и Владимиром Петровичем (по просьбе героев имена изменены — прим. ред.), переселенцами с села Бахмутское Донецкой области, мы общаемся в помещение Красного креста. В Днепропетровске супруги живут в однокомнатной квартире у друзей. Надувной матрас, на котором они спали до недавнего времени, стал пропускать воздух. Вот и пришлось впервые просить помощи у благотворителей.
– Мы же думали, что в Днепропетровске ненадолго – походим по монастырям, Богу помолимся и поедем назад в Бахмутское, – Мария Васильевна безнадежно вздыхает, – Вернулись в село за два дня до Нового года. Первого января снова обстрел. Снаряды попали в соседнюю улицу. Мы считали, что это далеко, не уезжали, – платок Марии Васильевны все норовит сбиться на сторону. Она поправляет его двумя ладонями. – На Крещение по телевизору пообещали перемирие – воду дадут посвятить. Я режу салаты, готовлюсь к празднику, а тут грохот, окна дрожат. Я упала на пол, голову в подушку спрятала, слышала где-то, что вата осколки задерживает. Мерзлая земля в шифер летит, а ощущения такое, будто это из самолетов бомбят. По улице десять градов пустили, как мы уцелели, не знаю. С утра я сказала мужу, чтобы рассчитывался с работы. Позвонила священнику, мы исповедовались, попросили благословения и опять уехали.
Фото: itar-tass.com
В Бахмутском у Владимира Петровича остались три сестры и племянницы. У Марии Васильевной – отец и тяжелобольная мать.
– Из-за них нам здесь покоя нет. Хоть батюшка благословил, у меня вот тут все печет, – Мария Васильевна прижимает ладонь к груди. – Предала их, оставила. Возле нашего дома в Днепропетровске собор рядом. Мы там за всю улицу, за всех соседей, записки пишем, молебны заказываем. А что мы еще можем для них сделать?
Владимир Петрович сложенной в кулак рукою вытирает слезы.
– А знаете чему я рада? – спрашивает Мария Васильевна и на ее лице впервые появляется тонкая ниточка улыбки. – Мы с мужем год назад повенчались. Он давно меня об этом просил, а у меня все хлопоты. Близкие собрались. Документ нам дали такой красивый. Венчание было как раз на двадцать девятую годовщину нашей свадьбы. А я еще думала, может круглой даты пождать. А видите, что через год случилось. Я Бога благодарю, что повенчаться успела. Убило бы меня под градами, а как же я на том свете без него?
Помощь Днепра
Пятиэтажное помещение бывшего трамвайного ДЕПО, где теперь находится центр для переселенцев, еще год назад стояло опустелым: прогнившие деревянные окна, отшелушившаяся краска на стенах, запах многолетней пыли. Теперь здесь пахнет борщом и гречневой кашей, слышен шум молотков и гул в длинных очередях.
Волонтерская инициатива "Помощь Днепра" возникла в июне прошлого года. Ее основатели – активисты днепропетровского Майдана. Спустя некоторое время к ним присоединились государственные структуры. Горисполком сдал в аренду помещение в трех минутах ходьбы от вокзала. Там переселенцы могут задать вопросы, которые зачастую у них возникают: о регистрации, пенсии, трудоустройстве. Здесь есть комнаты для временного проживания. Выдают гуманитарную помощь.
ЧИТАЙТЕ: Дорогою на війну
– У нас есть специальная программа, где мы регистрируем и ведем мониторинг переселенцев: какую гуманитарную помощь человек получал и когда, – рапортует о роботе "Помощи Днепра" волонтер Евгений. – Мы неоднократно сталкивались с мошенниками, которые пытаются на этом нажиться.
С Евгением, парнем лет двадцати семи с рыжей бородкой, мы общаемся в столовой. На стенах повсюду приклеены белые листы с настойчивыми напоминаниями: "Убирайте за собой. Слуг здесь нет!", "Еду не выбрасывать. Кого поймаем – перестанем кормить всю семью!", "Волонтеры работаю не за зарплату. Имейте уважение к ним уважение!".
– Вы знаете, на самом деле не всем переселенцам хочется помогать, – замечая мой интерес к надписям на стенах, виновато объясняет Евгений. – Бывает, придут люди, и с порога с претензиями – "вы нам должны". В то же время есть те, кто пытаются не чувствовать себя жертвой, а включаются в процесс и помогают и себе, и другим.
Волонтер "Помощи Днепра" Евгений
В столовую заходит дедушка из советского прошлого: в кальсонах и тапочках. Наливает суп у плиты и садится за стол.
– Приятного аппетита, – отвлекается Женя. – А вообще люди бывают разные. Просто сейчас нам всем нужно вооружиться терпением, пониманием и принятием.
– Какие сейчас основные нужды переселенцев?
– С трудоустройством, если быть предельно честными, проблем особых нет. Кто хочет найти роботу – найдет, пусть не сразу ту, которую себе придумал. Сложнее с жильем. В области его почти нет. Находятся неравнодушные люди, которые за умеренную цену сдают дома, но их мало. Есть потребность в продуктах питания и предметах личной гигиены. Ресурсы исчерпались. Так как помогали раньше – сейчас помогать не получается. Ощутима усталость волонтеров.
– А почему ты все еще помогаешь переселенцам? – спрашиваю.
– Мое решение было эмоциональным, – избегая пафосных слов, отвечает Евгений. – Был такой запал после Майдана – отказаться от своей личной жизни и полностью себя посвятить волонтерству. Сейчас я даже не знаю, какая у меня мотивация. Психика сработала таким образом, что все эмоции, сострадание в том числе, блокируется.
Потери в тылу
В просторном кабинете, где дежурят терапевт и психолог, пахнет мятными травами. Атмосферу уюта создают старая советская кукла с синими волосами и плюшевый мишка.
– На этом стульчике до вас сидела женщина, – с профессиональной отрешенностью рассказывает Сергей, психолог государственной службы по чрезвычайным ситуациям. – О своем завтрашнем дне она не знает ничего. Ее дочь в больнице. Роботы нет. Ей нужно пойти хотя бы в парк погулять, а она может только сидеть и плакать. Перед ней был парень двадцатилетний. Он завтра переезжает жить в Кировоград. Там у него нет совершенно никаких знакомых. Выписали ему успокаивающие. У большинства переселенцев посттравматический синдром. У некоторых заметны обострения.
– Что вы им советуете?
– Меньше смотреть новости, меньше читать газет. Переселенцам, чтобы выйти из депрессии, нужны позитивные изменения. Простой регистрации и куска хлеба – недостаточно. Я не могу говорить им: "То, что было вчера, забудьте. Отвлекитесь. За окном все прекрасно", – продолжает он эмоциональней. – Ведь на самом деле идет война, дорожает жизнь, не видно просвета, только снаряды за окном не летают. Я стараюсь им донести: "Ребята, вы приехали сюда жить, а не переждать". Ведь люди, которые живут в центре для переселенцев, должны быть здесь всего два-три дня. А они же живут здесь месяцами. Потому что здесь есть помощь, а за центром – пугающая неизвестность. Они просто ждут, а чего ждут – никто не знает. Нужно разредить места массового скопления переселенцев. Если человек попадает в среду, где люди живут совершенно другой жизнью, он сам быстрее адаптируется.
– Не у всех людей есть ресурс, чтобы с проблемами, в которых они оказались справиться самим, – противоречу доктору.
– Я скажу жестокую фразу, – он выдерживает паузу, как перед оглашением диагноза смертельно больному. – На любой войне есть потери. Это потери не только на линии фронта, но и здесь в тылу. Просто это будет не осколок или пуля, а инфаркт, алкоголизм, или другое заболевание на почве психических расстройств. Все вокруг очень устали от войны.
"От бомб убежали, чтобы с голоду умереть"
Женщина лет шестидесяти, тяжело волоча ногами, заходит в просторный кабинет благотворительного центра. Тучным телом она опирается на деревянную клюку.
– Спортсменкой была, первенство Союза защищала, – бубнит про себя. – От войны вот убежала, а с голоду умираю.
Замечая мой взгляд, говорит выразительней:
– В сумке у меня кусок черствого хлеба. Это чтобы сил хватило за помощью прийти. От государства я пособия не получаю. Чтобы поехать, узнать почему, деньги нужны, на трамвай, маршрутку. А где их взять?
Людмила Ивановна
Людмила Ивановна – беженка с Попасной, Луганской области. В Днепропетровске живет уже семь месяцев. Но помощь от волонтеров, говорит, получает впервые. Мы общаемся с ней в кабинете благотворительной организации Католической церкви "Каритас", где семьям переселенцев выдают денежную помощь – больше четырех тысяч гривен на семью. Под опекой "Каритаса" в Днепропетровске находятся около пятисот таких семей.
– Я знакомому две тысячи должна. Он мне в январе помог старшую дочь, невестку и внучек в Днепропетровск переправить. По пятьсот гривен за человека нужно заплатить, – отчитывается женщина. – А внук, чтобы приехать сюда, с Попасной до Артемовска на локтях полз. Сорок три километра. Семь дней. Трижды его ловили. Один раз ДНР, два раза Нацгвардия. Думали, корректировщик, а он просто хлопец напуганный. Сегодня он на завод должен устроиться, если невропатолога пройдет. У него голова все время болит, но я предупредила, чтобы у доктора он об этом не вспоминал.
– А вы сами как оказались здесь? – спрашиваю женщину.
Людмила Ивановна упирается глазами в потолок, будто там сокрыт ответ на мой вопрос.
– У меня в Попасной инсульт случился. Дочери решили меня оттуда увезти. Со мной отправили двенадцатилетнюю внучку. Между Первомайском и Алчевском началась стрельба, хоть и обещали день перемирья. Машина наша трижды перевернулась. Мне осколком ногу ранило, – женщина поднимает до колена черные брюки. – Видите шрам вот остался. С этой ногой я еще полкилометра до Алчевска пешком шла. Но я больше внимание внучке уделяла, ее контузило. Вокзал там был битком набит людьми. Ехали кто куда. Двести гривен я заплатила, чтобы сесть в поезд. Билетов даже никто не проверял. Халат мой был посечен осколками – почти голая была. Проводница на меня поглядела, простынь укрыться дала.
То, что находится в Днепропетровске, Людмила Ивановна поняла только на вторые сутки после приезда. Первые дни они с внучкой жили на вокзале, не зная куда идти и что делать. Помог незнакомый мужчина – пригласил пожить у него на даче. В том маленьком доме помещалась только одна кровать.
– Когда было солнечно – мы жили под грушей,– она подносит опухшие пальцы к белому лбу. Крестится. – Истинный Бог, так было. Только в дождь шли в дом, ложились на кровать поперек, ноги на стенке, и спали так.
Когда настали холода, социальная служба поселила Людмилу Ивановну в общежитие для глухонемых. Женщине сделали операцию на ноге, подлечили. Внучка вернулись домой. В Попасной стало спокойнее.
– Но через месяц я опять оказалась на улице. Первого ноября директор общежития приказал всем кто слышит освободить помещение. Добрый человек нашелся – пригласил жить в малосемейку. Там холодно, сыро, угол течет. Нас теперь там семь человек живет: старшая дочь с мужем и детьми, невестка и внучка, та, что летом со мной бежала. Мама ее в Попасной осталась. Невестка и зять роботу найти не могут. Их трудовые в Дебальцево. Я на внучку хочу опеку оформить, чтобы помощь какую-то получать. Для этого нужна заверенная нотариусом доверенность матери. Я им говорю: "Мать ее под землей прячется. Где она среди разрушенного города нотариуса найдет?" – В глазах Людмилы Ивановны ни злобы, ни ненависти, только боль и непонимание. – Воды, газа, света нет, все лица с земли стирается, а им печати нужны.
"Не нужно спасать мир"
Кабинет Инны Александровны, руководителя государственного центра социальных служб, находится по соседству с офисом "Каритаса". На ее рабочем столе разложена большая карта Украины. Дневной свет сквозь белые жалюзи падает на цветы, слишком красивые, чтобы быть живыми. Инна Александровна, с искусно нанесенным макияжем и ухоженной прической, сидит, сохраняя осанку.
– Меня очень радует, что к работе с переселенцами подключились благотворительные фонды. Ведь государство всех приголубить и накормить не может, – она говорит четко и с расстановкой. – 31 января был последний термин регистрации переселенцев. Те, кто выезжали из зоны АТО позже, получать выплаты или переоформлять пенсии уже не могут. Такой закон.
– Вся надежда теперь на волонтеров, получается? Вы с ними как-то сотрудничаете?
– Волонтеров я люблю, у них есть живой, негосударственный, ход мысли. Но часто сами общественные инициативы противопоставляют себя государственным органам, считая нас "проклятыми чиновниками", – Инна Александровна берет в руки карандаш и начинает непроизвольно стучать им где-то в области Крыма. – Это в корне неправильно, ведь если работать вместе, результат будет эффективнее. Когда начиналась инициатива "Помощь Днепра", у них было большое желание помочь переселенцам, но были ограниченные ресурсы. Государство в меру своих возможностей подключилось их к работе. Благодаря нашему сотрудничеству в центре для переселенцев действует принцип единого окна – все вопросы можно решить в одном месте, не бегая по городу с одной инстанции в другую. В тоже время у волонтерских инициатив подход к работе часто сиюминутный – написали в фейсбуке: "Нужны ботинки". И все несут эти ботинки, а они в таком количестве не нужны. Волонтерским инициативам часто не хватает прагматизма. Например, есть инициатива готовить детей переселенцев к ВНО. Мне кажется, им в первую очередь нужно обратиться в департамент образования, где есть списки детей-переселенцев. Идти к первоисточнику. Можно конечно в соцсетях об этом написать. Только зачем?
Инна Александровна
– Волонтеры выглядят зачастую романтиками, – неумело, защищаю общественных активистов.
– Только вчера ко мне приходили такие романтики. Говорят: "Мы будем спасать мир", – Инна Александровна не скрывает сарказма в голосе. – Я людей, которые хотят спасти мир, боюсь. Я им говорю: "За нас за всех Господь побеспокоится, а вы начните с малого. Где ваша организация находится? Вот и начните спасать мир с этого района". Иногда я себе корю, что так жестко разговариваю с ними. Но это моя жизнь. Поэтому, когда я вижу людей, которые с этого пытаются сделать пафос и фарс, я злюсь. В отношении государства и волонтеров нужно помнить – кто постучит, тому откроют, те же, кто на площадях будут кричать о спасении мира, ничего не добьются.
Люди – золотые
В темном коридоре центра для переселенцев своей очереди на регистрацию ждет Ольга Константиновна, беженка с Дебальцево. Из-под серой шапки с козырьком у нее выбилось пасмо седых волос.
– Я вчера больницу для мамы искала, – начинает она, и в ее голосе слышится усталость. — У мужчины в военной форме дорогу решила узнать. Голова затурканная совсем. Спросила: "Как в Дебальцево пройти?". Он смерил меня глазами и ругается начал. Видно был в наших краях и людей нехороших там встретил. Он кричит на меня, а я за каждым словом у него прощения прошу. Только по глазам вижу – не простит.
У самой Ольги Константиновны взгляд человека, который всем и все давно простил.
– Я в Дебальцево с ребятами золотыми познакомилась. С Мишей, Васильком, Олежкой, – за каждым именем она делает паузу, – Игорем Васильевичем, он Игорьком просил его называть, Леней, Пашей, Сергеем Владимировичем. Души у них чистые. Звонили мне сюда. "Тьотю Олю, ви там тримайтесь", – это они мне так говорили. Я же здесь в безопасности, а они на войне. Когда у меня хлеба не было, они мне свой отвали. Серый такой, черствый. Только такой у них и был. Я теперь за детей своих не так переживаю, как за этих ребятишек. Они же возле смерти ходят. Я здесь чувствую, будто предала их. Там я была нужна им. Штаны им стирала. Меня за эти штаны соседи днровцам сразу бы сдали. А сейчас мама у меня в больнице. Деньги, деньги, деньги. Хлопцы мои обещали с лекарствами помочь. Доктор в Днепропетровске, как это услышал, орал на меня: "Как вы можете у солдат забирать, им же нужнее". Не понимает он, что мы с ними за это время родными стали. Но и в больнице золотой человек нашелся. Танечка. Медсестра. Принесла мне халатик такой старенький. Но ничего, я его выстираю, маме будет.
– Почему вы называете людей золотыми?
– Потому, что хорошие люди, как золото, с неба дождем не сыпятся, только появляются иногда среди нас с приливами беды.
Фото: Надежда Калачова
